Невозможно писать о Петербурге, перемешивая краски различных исторических эпох, и не соприкоснуться при этом с ТОЙ ВОЙНОЙ, с блокадой…
Скромные цветы на могилу.

Куда они ушли, ужель – далёко?
Тень инеем накрыло на стене…
Мой славный пересмешник, братик Лёка! –
Вкусивши свет, вернёшься ли ко мне?

Остывшие уста мне шепчут снова
То бабушкино ласковое слово…
Опять немой рассвет встречать без них;
Тепла сердец, вкушая, не вкусих.

Я летом не войду под Мгою в сени,
Сынишку я Петром не нареку,
Лишь каплею однажды в воскресенье
По шпилю Петропавловки стеку,

В ней отразится дальняя зарница…
Пусть лучшее, что было, повторится,
Но иногда, в понурый зимний час,
Взяв карандаш, пусть вспомнят и о нас.

Читателям, российским и советским,
Я оставляю всё, что дать смогла,
Лишь почерком моим, округло-детским,
Не будет строчки: «Таня умерла».

Листки-надгробья памятного года;
Ни детских игр, ни смеха и ни мёда…
За шелестом последним их слежу.
Вкусивши мало, к вам я ухожу.

...Не сделать эту запись, не проститься… –
Но снова – среди них, в любви, в тепле…
Лишь светлый ангел вновь зазолотится,
Меня уже не будет на земле.