Хроника пропавшего бомбардировщика - продолжение
Доныне была все это лирика. Теперь наступило время физики.
Вернувшись из разведрейда к обломкам СБ, долгими зимними вечерами мы
стали размышлять, что к чему. Разложили у меня дома на домотканом
половичке останки стрелка и тщательно осмотрели все повреждения. Скелет
на полу смотрелся в домашней обстановке довольно дико, но обследование
не заняло много времени и подтвердило, что катастрофа стала фатальной
для всего экипажа — выжить невозможно. Мы и не предполагали, что
несколько ошибались в своих первоначальных выводах, забыв о
ситуации,когда "живые позавидуют мертвым"...----------------------<cut>---------------------- К
теме СБ вдруг проявили интерес и "сухопутные" мои коллеги. Это с одной
стороны придало сил и вывело к успеху, а с другой стороны — к
безутешному выводу: копай сам и со своей командой, чтобы потом не жалеть
ни о чем...
Итак, по итогам разведки мы имели точное местопадение бомбардировщика
СБ2, останки одного из членов экипажа, засушенный планшет с документами,
записями и книгами, подробную фото- и видеосъемку места катастрофы.
Планшет был замочен в таз воды на трое суток. По их прошествии стало понятно — бумаги выжили...
При острожном разборе размякшей и размокшей до постраничного
состояния бумажной кипы стало понятно — перед нами лежал планшет
авиационного техника звена.
Убрал корки распавшегося на кожаные ремки планшета. Стал понемногу
разделять бумажную бурую массу, отмытую от комьев перегноя, на некие
части. В руках оказались две книги — хрестоматия по русскому языку
(младшие командиры перед ВОВ сдавали так называемый командирский
минимум, в число которого входил и ряд литературный произведений: да-да,
и "Муму" тоже, просьба не ржать!) и еще какая-то художественная
общеразвивающая книга, не относящаяся к теме авиации. Кроме того, в
планшете нашелся блокнот для записей, в котором фамилии летчиков и
техников экскадрильи соседствовали с техническими записями по самолету
СБ и по авиатехнике вообще. Но главное — обнаружился номер полка — 80
бомбардировочный авиаполк, базировавшийся на аэродромах Кегостров и
Ягодник у Архангельска. Этот разброс аэродромов неудивителен: в пределах
Архангельского аэроузла к 1941 году находилось шесть полноценных
аэродромов с грунтовыми и деревянными взлетно-посадочными полосами...
Кроме этих бумаг были еще какие-то записки на отдельных листках, не
дававшие никакой привязки.
Бумагу, хрупкую даже в размокшем виде и прослоенную корнями, приходилось
осторожными движениями расслаивать прямо в воде. Иначе было ничего не
сделать. Временами меня брало отчаяние. Я оставлял эту бумажную хирургию
и возвращался лишь, когда успокаивался. Дело помалу начинало двигаться
дальше до очередного приступа бессилия. Сгнившая и перепревшая бумага
ломалась на жалкие кусочки, безвозвратно губя информацию, заключенную в
карандашные росчерки...
На снимке, не относящемся к описываемому периоду, видно, что собой представляла шарада из планшета авиатехника звена СБ.
Моя команда терпеливо ожидала конца этой бумажной возни. Иногда мы
собирались, разрисовывая схему падения бомбера в попытках найти вектор
силы, выбросившей экипаж из самолета. По аварийным делам в ЦАМО мы
знали, что летчика при ударе самолета оземь в густом лесу иногда
вышвыривало вместе с креслом на 150 метров. А такой расклад нас приводил
в состояние глубокой и напрасной задумчивости. Моя идея разграфить
район падения бечевой на квадраты и чесать тайгу сплошняком вызывала
здоровый скепсис... Тем не менее мы жили надеждой отыскать летунов.
Торопили дни и погоняли месяцы...
Самолет являлся нам во снах. Фамилии экипажа вдруг всплывали в этих
сновидениях и мы пытались увидеть в них некое здравое зерно. Словом,
бредили бомбером по полной программе...
Однажды при разборе хрупкого блокнота для записей меж страниц я нашел
голубой конверт. Девочка Саша с Орловщины в сентябре 1939 года писала
своему дяде Сергею Ивановичу Кирющенкову в кисловодский санаторий.
Теперь у нас появилась четкая точка опоры в поиске фамилий членов
экипажа. Маленькая ариадна по имени Саша из шестидесятилетней дали
бросила нам свой волшебный путеводный клубок. И мы пошли по ниточке,
оттолкнувшись от четкого понимания — искать в архиве следы техника
лейтенанта 2 ранга, техника звена 80 БАП (который в Зимней войне станет
орденоносным). Поскольку асом архивной работы в том время в Архангельске
был Игорь Ивлев, то он со своей командой вплотную занялся этим
непростым и хлопотным делом. Мы же стали планировать большой рейд к СБ
на начало осени, когда дождей еще нет, осень — золотая, а гнус — пропал.
Но расклад вышел иным... И парашютики с СБ (такой как на снимке)
достались не всем.
Работа в ЦАМО была проделана огромная. Выяснилось, что никаких
документов по пропавшему экипажу в фонде 80бап нет. Следы бедолаг
совершенно случайно обнаружились в историческом формуляре полка, в
документе, отношения к учету потерь никакого отношения не имеющего. Это
такая полковая легенда, в которой зафиксирован боевой путь
подразделения. И только. Но кто-то карандашом на полях пометил:
"17.12.1939 пропал без вести (погиб) экипаж Каралкина. Командир старший
лентанант командир звена Георгий Васильевич Каралкин, штурман звена
старший лейтенант Александр Николаевич Сафонов, стрелок-радист младший
комвзвод Ян Григорьевич Комаричев, техник звена старший лейтенант Сергей
Иванович Кирющенков". Дату гибели последнего по алфавитной картотеке
уже знали — именно 17.12.1939. Все сошлось. Оставалось только найти тела
остальных членов экипажа и родственников всех четырех сталинских
соколов... Из документов мы поняли, что шла война, спешка и торопежка
были страшные, на мелочи сильно не обращали внимания, учет пропавших
велся отвратительно, все подчинялось срокам и человеческая жизнь стоила
не дороже стреляной гильзы...
На снимке видно, по какому туннелю на тот свет пошли Комаричев и Кирющенков...
С родственниками Кирющенкова все было просто и легко. Я не стал писать
долгие запросы на Орловщину в Навлю (адрес зщначился в письме племянницы
Саши) и просто позвонил в Навлинский райвоенкомат. Начальник РВК
оказался парнем боевым, майором-афганцем, который спустя ВСЕГО ЧАС
привез к себе в кабинет родственников Кирющенкова и я имел честь с ними
объясниться по поводу судьбы их дражайшего Сергея Ивановича... Все, что
они знали о нем: пропал без вести в Финскую кампанию. И вот он вернулся
на родную землю запоздалой вестью, именем из голубого конверта,
найденного в куче гнилой бумаги среди обломков самолета в нехоженной
тайге..
Наши предвкушения пройтись золотой осенью по рдяной от листвы и солнца
тайге не сбылись. Наши архангельские и северодвинские товарищи по поиску
решили не тянуть время, а отправиться раскапывать самолет по лету.
Конечно, узнать это было малоприятно. Ну не предъявлять же авторские
права на кучу битого дюраля?! Моя команда к такому обороту не была
готова — люди были заняты по основной работе, но беспардонное решение
восприняли стоически: пусть повезет, ИЩУЩИЙ ДА ОБРЯЩЕТ! Мне же
оставалось поступить самым адекватным способом: не можешь предотвратить —
возглавь.
И вот жарким июльским днем, когда температура зашкаливала далеко за плюс
30 градусов, мы прибыли к исходной точке пути на заветном километре
Онежского тракта. И пошлепали вместе с нашими полупроводниковыми
фуфологами к обломкам, глотая жирных комаров. Только вместе с
паранормальщиками в этот раз увязалась еще и ясновидящая. Мне было
совсем не до смеха... Сами-то скажите — чего тут смешного: свора
одержимых пополам с сумасшедшими пошли за костями в тайгу... Оссподи! Но
все приколы были еще впереди.
Дурак я был кругом. А кроме того, нагрузил свой рюкзак так, что дойти до
места попросту и не мечтал. Тупо переставлял ноги, стараясь не упасть
на осклизлых деревягах. Духу хватало на двадцать минут ходу, потом с
западенной глоткой валился "ермаком" на ближайший пень и отдыхивался, не
вылезая из лямок. Комары зудели тучами! Дело шло к полуночи, но белые
ночи — это незоходящее солнце. Температура все так же держалась на
уровне плюс 30 градусов. Пот, стекая с морды, хлюпал в болотных
сапогах... В рейд шел по-мясноборски — все мое ношу с собой, без скидки
на расстояния и условия. Вот и огреб охапкой. Сейчас вспомню, что тащил с
собой буханки хлеба, а не сухари, так не поленюсь покрутить пальцем у
виска. (В первый поход на Фронтъ под Мостки моя команда тоже совершенно
искренне тащила, треща спинами, разный хабар, в том числе и посуду из
нержавейки бронебойной толщины).
К 2 часам ночи мы достигли избы братьев-охотников. Река Сюзьма снова
сумела поразить нас: она была похожа на лесной ручей среднего разлива.
Вброд перешли ее с радостью, чуя живую прохладу веселой воды. Побросав
рюкзачи, немедленно искупались и завалились спать на открытом воздухе — и
на хрена я снова волок палатку?
Наутро, спустя три часа ходу, мы снова были у обломков СБ. Все лежало
так же, как осенью, лишь тайга звенела, окутавшись в солнце и зеленя...
На месте хвост бомбера. На месте искореженный центроплан. Винты точат
там, куда их воткнула инерция катастрофы. Даже угли осеннего костра и те
лешаками не растащены на зубной порошок...
Место в чистом солнечном освещении смотрелось как-то по-иному. Вот
разлом фюзеляжа, где наши Комаричева.Но где сам Кирющенков, бросивший
нам зов из вечности? Где Каралкин и Сафонов? Лес молчал, отделываясь
кукушечьим покликом и птичьими посвистами...
Мешки, взятые впрок не обманулись в своих вместительных надеждах.
"Сто третий" движок лежал там, где хряпнулся в декабре 1939 года.
Винт тулился неподалеку, отлетев нахрен вместе с редуктором...
Вскоре наиболее вкусная по вещам часть справа по ходу падения машины
была тщательно взрыта. Но следов экипажа не обнаружено. Я с минаком
кружил впереди самолетного хлама, понимая, что ребята лежат, скорее
всего, где-то далее по ходу крушения машины. Их должно было выкинуть из
бомбера, как камни из пращи.
Я, пардон, вас поправлю..Навля-это Брянская область.Впрочем в 1939 была наверное Орловской.
Совершенно верно! Навля — теперь Брянщина, а до войны — Орловщина.
Вот с Орловщины-то и оказался родом Ян Комаричев, стрелкач бомбера. Так
что в погибшем экипаже служили два земляка. Спасибо за поправку —
зарапортовался...
На снимке: перед обломками шарить шуршалом было бессмысленно — металл
глушил всякую надежду и выдвигал в атаку саперные лопатки со скобами в
качестве копательного инструмента.
Наша ясновидящая сделала попытку паранормальными методами обнаружить
останки людей. Ее пассы снимали на видеокамеру наши полупроводниковые
фуфологи. Взрослая женщина с заклинаниями и подвываниями каталась по
траве, разводила руками, наводила тень на плетень и вообще вытворяла
черт-те что на страшном месте гибели четырех людей. Фраза типа "дух
леса, скажи мне, где они?" была одна из самых переносимых... Все
остальное было чистой воды аферой, низменным шарлатанством и
самолюбованием, крепко привинченным к удобному поводу для саморекламы.
Эта дама пропиарилась так, как политикам не снилось — натурально, на
мертвечине... И вот устроив этот гадкий спектакль, тетя показала рукой в
неком направлении: "ОНИ — ТАМ!" После чего засобиралась с оператором в
обратную дорогу. Мол, копайте, я все вам указала... А указала она в
вовсе нелепое место. Там ничего не было и по механике разброса обломков и
быть не могло — ни одной заклепки с самолета туда не закинуло...
Дело шло к сумеркам, на дворе стоял второй час ночи, когда все
нормальные люди спят. Народ следопытский., отужинав, прикорнул в подобии
сруба сложенного из сушняка-валежника, перекрытого полотнищем. Я же
кружил и кружил на "острие" выброса обломков, монотонно ковыряя один
кусочек за другим — дюральки, железки, патроны, тросики, плекс... Ничего
похожего на останки людей или вещей, приближенных к телу авиатора.
Час, другой, третий... Монотонное занятие с потными наушниками на ушах,
набрякших от постоянного звона. Народ похрапывает в белой ночи. Спать я
не пошел принципиально: ЗАКУСИЛО НАПРОЧЬ. Бывает, ребята, такое
остервенение... Звон, щуп — металл, не то... Звон, щуп — металл —
ерунда... Звон, щуп — металл — фигня... И так часами. И вдруг — кусок
кожаного реглана, из которого я в целости и сохранности вынимаю
бомбардировочный прицел!
Реглан, отяжелевший от сырости, сохранился очень неплохо — только нитки
сгнили. В него практичный штурман Сафонов и завернул дорогой прибор ПБП
на время перелета на войну. Эта вещь лежала в кабине рядом со штурманом,
а, значит, и он сам должен быть где-то рядом! Я продолжил свое
монотонно-рутинное кружение между елей, прочесывая лес метр за метром.
Сумеречного света белой ночи хватало, чтобы видеть поле деятельности.
Потом на страшный звон минака поднял бронеспинку кресла пилота! Без
сомнения, я был близок к разгадке! Надо ли говорить, что творилось на
душе после стольких месяцев раздумий, поисков, сомнений, испытаний,
находок и разочарований. Я чувствовал себя идущим по языческому
лабиринту, но верный путик в нем угадывал не я, а лесная сила, ведущая
меня между неведением и обретением истины. В эти минуты я отчетливо
понимал, что сам не решаю ничего — делаю то, что должен был сделать,
придя в эту тайгу.
Времени я не замечал. Наворочал разрытых мхов, как медведь в сытном
муравейнике. Полпятого утра под щупом в очередной раз хорошенько
скрежетнуло. Запустил руки в мох, раздвигая еловые корни и... вытащил
кусок тряпки, потом горсть переломанных костей, деталь парашютной
рамы... Это был пилот! Бронеспинка вынесла его из ломающегося самолета,
протаранив приборку, штурвал, остекление и прочий металл. Человека
изуродовало так, что в теле не осталось ни единой целой кости, а все
осколки были не длиннее спичечного коробка да и то расплющены силой
удара. От него лопнули даже парашютные лямки. От летчика не осталось
фактически ничего, кроме кровавой мешанины...
Полчаса спустя нащупав и штурмана в двух метрах от пилотяги, понял, что
его тоже размесило в хлам. Речь не шла о скелете — это был набор ломаных
косточек. И Каралкин, и Сафонов лежали в 8-10 метрах от самолета,
выбитые из него при ударе бомбера о деревья.
Я крикнул ребятам в ночь "НАШЕЛ!!!", сел на валежину и заплакал. Прорвало...
Народ проснулся, подтянулся, подивился и уговорил меня больше пока не
копать до полного света. Дело, собственно говоря, было сделано: пилот и
штурман найдены, а техник — где-то тут, возле обломков. Залез в
сруб-шалаш и намертво уснул. А когда бодрость телесная разлепила мои
веки, коп был в полном разгаре и кое-каких замечательных вещей мне не
досталось. Где они сейчас — у меня не спрашивайте, не знаю. Отношения к
ним не имею.
Откопав то, что осталось от пилота и штурмана, сосредоточились на
площади возле обломков и на них самих. Только там мог покоиться техник
звена Кирющенков.
Вскоре окрестности СБ были тщательно перепаханы: мох свернут ковром и
унесен в сторону, а земелька археологически взрыта, хоть картохи сажай!
Перевернули двигатели, передвинули крупные части самолета, растащили
дюралевые завалы... Ничего. Где ж ты, Сергей Иванович! Собирайся на
вечный покой, хорош в прятки играть...
Посреди дела с неба посыпался грибной дождичек, пару раз сердито громыхнуло, но народ было уже не унять. РЫЛИ!!!
Как часто и бывает, пропавший человече отозвался на наши мысленные
заклинания. Обычно в таких трудных случаях безотказно действует
"предложение": мол, давай уж, выходи к людям, хорош тут валяться, дома
тебя заждались, а то так и останешься лесной грязью...
Сергей Кирющенков нашелся вот на этом месте, сбоку, справа от фюзеляжа. Когда сняли с останков мох и слой прелых листьев, поняли, что техник звена после катастрофы остался жив...
Возле останков Кирющенкова нашли две вскрытые ножом банки мясных
консервов, два вскрытых и размотанных бинта из индивидуальных пакетов.
Человек остался жив после падения бомбера в лес. Удар, возможно,
смягчило то, что Кирющенков, сидевший в хвосте СБ, куда обычно сажали
"пассажиров", телом влетел в тулово стрелка-радиста. Во всяком случае, у
техника была "лишь" сломана ключица и нога. Это не те ранения, от
которых погибают мгновенно... Какое-то время Сергей ползал среди
обломков самолета, залитых топливом и маслом, разыскал НАЗ, бинтовался,
ел, ждал помощи... Погода была по зимним меркам терпимой, вечерний
снежок мягко укрывал место катастрофы...
Когда умер Кирющенков, осталось неизвестным. Мы нашли его останки в
тряпках куртки-технички на "молниях" лежащим навзничь, раскинувшим руки
крестом. На руке Сергея были серебряные часы... Есть поверье, что они
останавливаются в минуту кончины их хозяина. Никто не расскажет об этих
последних минутах обреченного человека, лежащего раненым в диком лесу
безо всякой надежды на помощь...
Вот, собственно, и все.
Родственников не удалось найти только у штурмана Сафонова, уроженца
ярославского Углича. И мы до сих пор не знаем, как выглядел он, погибший
в бомбере первым.
Экипаж бомбардировщика был похоронен в июне 2000 года на Вологодском кладбище в Архангельске.
Поначалу над братской могилой авиаторов стоял деревянный крест, но через год поставили каменный памятник с лопастью.
Рядом с могилой экипажа СБ — кладбище Антанты и афгано-чеченский
мемориал. Местор людное и памятное. В Архангельске оно так и называется —
Площадь Памяти.
17 декабря наша команда по традиции собирается здесь, "у летчиков".
Приносим цветы, отдаем почести парням, выпиваем по коробке сока. Раньше
клали к памятнику краюху хлеба и ставили стопарик с наркомовскими
(которых экипаж СБ так и не успел узнать), подсыпали "беломорин", но
теперь — только шоколад. Авиация все-таки, не какая-то там портяночная
пехтура... Этот день для нас особый — соединяет общностью памяти о
дорогах, испытаниях, напрягах, памятью о незабываемом.
В этом году исполнилось 70 лет со дня гибели "наших летчиков"...
Хотелось бы на этом поставить торжественное и многозначительное отточие.
Но с успокоением праха экипажа оставался открытым вопрос с обломками
самолета. Их сохранность звала к новым, уже музейно-экспонатным
дерзаниям. Что-то успели вытащить в Северодвинск в поисковый музей. Но у
самого СБ оказалась злая и несправедливая доля. В 2005 году к тем
местам уже начали подбираться леспромхозовские руки — пилили зверски,
сплошняком, оставляя деревянные пустыни позади.
Наняв "буханку, я с товарищем поспешил вывезти уникальные звезды с
крыльев и бортов бомбера. Но уже за несколько километров до самолета
стало понятно, что мы непоправимо опоздали.
В округе ревели бензопилы, рокотала техника. Дикий пейзаж вдруг
переменился и стал неузнаваем. Следы тяжелой техники вели к обломкам,
среди которых валялся поверженный пришельцами крест, поставленный нами в
память о погибших. Лесорубы хищнически разбирали самолет на металлолом.
Ладно бы это! Они, наткнувшись на СБ, даже не подумали сообщить о
находке в военкомат... Похоже, им вообще думать было нечем.
Когда мастер леса увидел нас на территории базы, вздумал поучить жизни
за вторжение на лесосеку. Пришлось "спустить на него такую жучку", что
мужик опешил и снял шапку. Впервые за многие годы я видел перед собой
натуральных ВАРВАРОВ, бездумных, пустых, говорящих по-русски, помнящих,
что такое 9 Мая в нашем календаре.
И ведь не были они голодными. Лес кормит! Но хвост, ломая на части,
уволокли в металл, деловито собирали в мешки мелкие обломки, раскурочили
движки, отправили на переплавку винты... Ярости было тесно в
остервеневшей душе...
Мы забрали с собой красные звезды — символы боевой авиации нашей Родины.
Все, что смогли унести, все, что смогли напоследок сделать для памяти о
пропавшем экипаже, в память о нашей оболганной победе в тяжкой Зимней
войне. Сейчас они стоят в моем кабинете...
Недавно на месте падения СБ был кто-то из моих товарищей. Он сказал: бомбера больше нет. Ни кусочка...
Я взрослый и уравновешенный человек, отпивший из чаш мудростей. Но одним
говорю — вечная память, а другим — будьте вы прокляты...
Dixi.
PS. Такие находки — редкость. Нам повезло и случай выбрал нас, чтобы
разгадать эту запутанную и достаточно простую историю. Но где-то в
таежных дебрях еще лежат пропавшие самолеты, храня поросшие мхом
тайны...
Рассвет в декабре — снегириный.
Навстречу военной судьбе
Ухабами взлетки недлинной
Ушел одинокий СБ.
И — что? почему? — не до спора
В слезящихся тучах скользя:
Обрезало оба мотора — И медлить, и прыгать нельзя.
"Спокойно, ребята, мы сядем!”
В крутом развороте валясь,
Мелькали болота и пади
Распахнутые в смертный час.
Набросился лес из тумана
Молчком — и ни строчки в эфир...
Так бомбардировщик чеканный
Вонзился в зеленую ширь.
По снегу, по белому снегу — Упрямо, ползком, наугад,
По хрупкому льду через реку,
Страшась оглянуться назад,
Где пачкает жирная сажа
Упавший в тайгу самолет
И стынут тела экипажа — Радист, навигатор, пилот.
Бензином и маслом залитых
Не тронет разборчивый зверь.
Зачислят нелепо убитых
В процент вероятных потерь.
Неважно, что в дебрях косматых
Ползет с криком техник звена.
Не станут искать виноватых — Не то еще спишет война...
Как тошно, как холодом сводит,
Как немо.. И темень в глазах...
Расхристанный лес хороводит.
Споткнулась секунда в часах.
Никто. Никогда... Неужели?
Краснеет и плавится снег.
У комля заломанной ели
ТТ уронил человек...
За тысячи верст благочинно
Раскатаны степи ковром.
Под грушевым цветом невинным
За щедро накрытым столом
Родня соберется беспечно
Семейно попеть-поплясать,
Оставив святое местечко,
Которому век пустовать.
Алексей Сухановский, 1999 г.
Полные данные, которые удалось установить по экипажу СБ из 80 БАП:
КАРАЛКИН Георгий Васильевич (самолет СБ 2). Родился:
Ворошиловградская обл., г.Красный Луч, ст.Крындычевка, железная дорога,
дом 14, кв.5. Старший лейтенант, командир экипажа, командир звена, 2 я
авиаэскадрилия 80 го смешанного авиаполка. Семья: Каралкин Василий,
УССР, Ворошиловоградская обл., г.Красный Луч, ст.Крындычевка, железная
дорога, дом 14, кв.5.
Архив: РГВА, фонд 34980, опись 5: пропал без вести 17.12.1939.
Найден: октябрь 1998 г., Архангельская обл., Северодвинский р н, в р не
д.Сюзьма. Захоронен: 22.6.2000 г., Архангельская обл., г.Архангельск,
мемориал воинов на Вологодском кладбище. Родственники найдены.
САФОНОВ Александр Николаевич (самолет СБ-2). Родился: 1913 г.,
Ярославская обл., Угличский р н, Б.Ляголовский с/с, д.Ляготаево
(Лягошево). Старший лейтенант, штурман звена, 2 я авиаэскадрилия 80 го
смешанного авиаполка. Семья: Сафонова Александра Павловна, Ярославская
обл., Угличский р н, Б.Ляголовский с/с, д.Ляготаево (Лягошево).
Архив: РГВА, фонд 34980, опись 5: пропал без вести 17.12.1939.
Найден: октябрь 1998 г., Архангельская обл., Северодвинский р н, в р не
д.Сюзьма. Захоронен: 22.6.2000 г., Архангельская обл., г.Архангельск,
мемориал воинов на Вологодском кладбище. Родственники не установлены.
КОМАРИЧЕВ Ян Григорьевич (самолет СБ-2). Родился: Орловская обл.,
г.Елец. Младший комвзвод, стрелок радист, 80 смешанный авиаполк. Семья:
Комаричев Григорий, Орловская обл., г.Елец, пер.Партизанский, д.3.
Архив: РГВА, фонд 34980, опись 5: пропал без вести 17.12.1939.
Найден: октябрь 1998 г., Архангельская обл., Северодвинский р н, в р не
д.Сюзьма. Захоронен: 22.6.2000 г., Архангельская обл., г.Архангельск,
мемориал воинов на Вологодском кладбище. Родственники найдены.
КИРЮЩЕНКОВ Сергей Иванович (самолет СБ 2). Родился: 1909 г.,
Орловская обл., Навлинский р н, п.Алтухово. Воентехник 1 ранга, техник
звена, 80 смешанный авиаполк.
Архив: РГВА, фонд 34980, опись 5: пропал без вести 17.12.1939.
Найден: октябрь 1998 г., Архангельская обл., Северодвинский р н, в р не
д.Сюзьма. Захоронен: 22.6.2000 г., Архангельская обл., г.Архангельск,
мемориал воинов на Вологодском кладбище. Родственники найдены.
Источник: http://nnm.ru/blogs/shamba/hronika_propavshego_bombardirovshika_-_prodolzhenie/ |
